режиссёр Анна Матиссон, фильм «Сатисфакция»

За ходом съёмок этого фильма все желающие могли следить по записям Евгения Гришковца в живом журнале. Он так подробно, с красочными фотографиями, рассказывал чуть ли не о каждом съёмочном дне. «Вот это да, – думал я, – Гришковец осваивает новое культурное пространство. Театр ему покорился. Литература тоже. В блогосфере вырвался в лидеры. Теперь стремиться на телеэкраны». Всё это выглядело как настоящее триумфальное шествие. Красивый творческий путь выдающегося человека.

Но потом Гришковец закрыл свой живой журнал. Стал писать у себя на сайте – без возможности комментировать. Но, в результате, он просто исчез. Все, конечно, знают о его существовании. Знают, что он продолжает гастролировать. Но больше про Гришковца никакой информации. Мне вообще кажется, что он словно добровольно завершил свой творческий путь, специально закрыл свой живой журнал – чтобы больше не рваться в бой.

Такое чувство, что Гришковец создал для себя тот образ жизни, который его устраивает. Достиг определенного уровня финансового дохода. Ему больше незачем окунаться в творческие искания, писать новые книги, создавать что-то принципиальное новое. И фильм «Сатисфакция», к моему глубокому сожалению, не стал не прорывом в новое пространство, не послужил ступенью на новый олимп популярности, а оказался просто дембельским аккордом.

Провинция, преуспевающие бизнесмены, поколение сорокалетних, кризис среднего возраста, любовь, обманутые жёны, большие деньги, алкоголь и шикарные рестораны – всё это уже однажды было у Евгения Гришковца. И хотя этот сценарий он писал сценарий вместе с Анной Матиссон – рука драматурга, мне кажется, была ведущей. Этот фильм – для истинных поклонников творчества Гришковца. Тут смешалось всё о чём он когда-то писал или говорил на своих спектаклях.

Все прежние мысли и сюжетные ходы доведены до абсолюта. Мастерски перемешаны и красиво презентованы. Однако, повторюсь, ничего нового в этом нет. Евгения Гришковца все кто интересуются искусством знают уже наизусть. Все его интересы, страхи, диалоги. Всё это повторяется из произведения в произведение. И только, как уже сказал, для истинных ценителей может представлять интерес. Как ремикс старой песни. Вроде оболочка новая – содержимое старое.

Тем не менее, оторваться этой ленты очень не просто, её хочется смотреть и смотреть. На экране ничего существенного не происходит – но зритель сидит как вкопанный. Очень много таких бытовых деталей, которые никакой смысловой нагрузки не несут, но почему-то кажутся интересными. Например, когда герои включают видеокамеру, ищут кнопку «запись». Или когда один из героев пытается вставить диск в проигрыватель – сразу у него это не выходит. Я в растерянности думал «К чему эти моменты?». И все же за ними следишь. Даже в этом есть какая-то динамика.

Игра актёров – ещё один повод не отрываться от ленты. Гришковец, конечно, потрясающе справляется со своей ролью. Пьянство у него получается таким жизненным – без пафосного напыления. До этого всё так красиво – дорогие машины, дорогие интерьеры, дорогой алкоголь – но самое опьянение оно простое. Каким всегда бывает.

Тоже самое можно сказать и про игру Дениса Бургазлиева. Очень точно попал в образ. Вообще особенность этого фильма в том, что здесь многое понимаешь без предыистории. По одному виду героя. Все образы построены потрясающе точно. Нигде никаких вопросов: «Кто это? Что это?». Все понимаешь сразу – очень колоритные персонажи.

Хочется также отметить не совсем обычный монтаж. Переходы в виде калейдоскопа. Разнообразная музыка. Некоторые «стыковки» между сценами кажутся неправильными, обманывают зрителя, но это, как раз, цепляет. С одной стороны, хорошо передаёт ощущение алкогольного опьянения, а с другой – продолжает держать зрителя у экрана.

Можно, конечно, найти в картине и немало поводов для размышлений. Причём не в самих диалогах, а в самой ситуации: «Как такое случилось? Почему такое могло случиться?». Начинаешь думать о России, где бизнес в провинции бывает именно таким, «по правилам». Где люди, вроде главного героя, могут делать всё что захотят. Где все остальные находятся едва ли не в положении рабов.

Но всё это в картине прорисовано очень сухо. Это, скажем так, «закадровые» размышления. В самой же ленте какую-либо одну мысль трудно найти. Мне кажется, что весь смысл «Сатисфакции» заключён в кадре, где герой Гришковца, уже один, на рассвете, неожиданно начинает плакать. Вот в этом одном всхлипе – непонятном и необъяснимом – главным посыл ленты.

Это что-то такое чисто русское. Что иностранец и не поймет. Взял человек и заплакал – от всего сразу. Такое только у нас бывает. Такое кино нам и показал Евгений Гришковец. Ни о чём и обо всём сразу. В этом всё его творчество. Жаль только, что ничего нового в последнее время мы от него не слышим, мне бы хотелось.

Потому что всегда любил Гришковца. За что – не знаю.

Иногда я просто поражаюсь - какими же богатыми мы были. Нет, дело не в деньгах, они у нас всегда были ограничены, наше богатство заключалось в другом. В нашей фантазии. В нашей свободе. У нас всё было. Даже своё Рублево-Успенкое шоссе. И своя собственная «Веранда».

Тогда в моду вошла Оксана Робски. Понятия не имею, пишет ли она что-то сейчас, но в то время не знать о её книгах считалось дурным тоном. То была эпоха, когда слово «гламур» и «глянец» только входили в сознание большинства, и всё с этим связанное широко обсуждалось. Книги Оксаны Робски не были исключением. Почти в каждом романе её герои посещали кафе «Веранда» на той самой «рублевке». Чебурек там стоял 500 рублей.

Наша «Верандой» располагалась на летней площадке кафе «Вермишель». Её открывали в конце весны и закрывали, соответственно, в конце осени. Мы называли это «сезоном». «Веранду открыли», ­- говорил я восторженно своим друзьям, когда солнце уже не просто светило, а согревало землю. «Веранду скоро закроют», - говорил я с грустью на душе, когда на улице холодало. Смысла в этих словах было гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Как истинные студенты, мы жили от сессии до сессии, но также мы жили от «Веранды» до «Веранды».

А вообще это кафе принадлежало сети быстрого питания. Блюда здесь без особого кулинарного изыска. Но цены, не поверите, были ниже, чем в нашей университетской столовой — особенности российской экономики. Многое из того, что здесь подают, может показаться непривлекательным. Но я честно скажу — вкуснее вот этого салата с телятиной и горчицей я навряд ли что-то попробую. Меня не было в этом городе больше двух лет. И так приятно было узнать, что салат за это время совсем не изменился. Попробовал и сразу вернулся в прошлое. На веранду.

Сколько времени мы провели здесь сосчитатья невозможно. Особенно много сидели на последнем пятом курсе. В период сдачи единого госэкзамена и защиты дипломов. Дошло до того, что как только мы занимали столик, официанты спрашивали: «Вам как всегда, шампанское?». Мы пили его не потому что оно нам нравилось. Просто это шампаснкое было нашим «Кристалл». Символом счастливой жизни.

Но самое интересное в этом кафе — завернутые в салфетку столовые приборы. Ничего необычного в этих предметах по отдельности не было. Интриговал способ, которым приборы в салфетку заворачились. Дело всё в том, что просто размотать их было невозможно, и приходилось именно разрывать, причём ещё и усилие требовалось приложить немалое.

Сначала мы этому возмущалась. «Как так можно заматывать? Зачем так нужно заматывать?». Потом мы пытались разгадать. «А как же у них так получается?». Самой правдоподобной версией было то, что они смачивают салфетки водой, и только затем заматывают. Вскоре, правда, эта версия рассыпалась. Кто-то из нас провёл эксперимент, и догадки не подтвердились, вроде так не получается. Но совсем скоро этот вопрос потерял всякое значение.

Это стало особенностью «Веранды». Мы ценили наше кафе уже не только за его особую атмосферу и близость к университету. Теперь мы гордились тем, что имеем право разрывать особым способом смотанные вилки и ножи, это как тайна заведения. Никто из нас так и не решился выяснить у официантом правду. А вдруг она окажется слишком простой? И я, заехав сюда два года спустя, тоже не решился спросить. Нет, пусть это будет тайной, «фишкой» только одного места на земле.

Я уже не студент. Я побывал во многих ресторанах. Как только не подавали мне приборы. Как только ещё не подадут. И в бархатной материи, и в шелковой салфетке. И чтобы сверху серебрянное кольцо. Но только не стану я от этого счастливей. Искренее радоваться я буду только тогда, когда увижу приборы плотно смотанные в салфетку, так что их нужно будет выдергивать. Вот это для меня — шик. Вот это — настоящее искусство. Вот это — истинная роскошь. Так уж навеки запомнил.

Вот только подают такоё, видимо, только в Воронеже. Что ж — придётся ездить.